§3. Черемисская война 1552-1557 гг. и завершение присоединения Марийского края к Русскому государству

Антимосковские вооруженные выступления народов Среднего Поволжья после падения Казани принято называть Черемисскими войнами, поскольку в них наибольшую активность проявляли марийцы (черемисы). Наиболее раннее упоминание среди имеющихся в научном обороте источников выражение, близкое к термину «черемисская война», встречается в жалованной оброчной грамоте Ивана IV Д.Ф.Челищеву на реки и угодья в Вятской земле от 3 апреля 1558 г., где, в частности, указано, что владельцы речек Кишкиль и Шижма (под городом Котельничем) «в тех реках... рыбы и бобров не лавливали для казанские черемисы войны и оброку не плачивали».

Черемисская война 1552-1557 гг. отличается от последующих Черемисских войн второй половины XVI в., причем не столько потому, что она была первой из этого ряда войн, сколько тем, что она носила характер национально-освободительной борьбы и не имела заметной антифеодальной направленности. Более того, антимосковское повстанческое движение в Среднем Поволжье в 1552-1557 гг. является, по своей сути, продолжением Казанской войны, и главной целью его участников было восстановление Казанского ханства.

По всей видимости, для основной массы левобережного марийского населения эта война не была восстанием, поскольку свое новое подданство признали представители только приказанских марийцев. На самом деле в 1552-1557 гг. большинство марийцев вело внешнюю войну против Русского государства и вместе с остальным населением Казанского края отстаивало свою свободу и независимость.

О характере событий 1552-1557 гг. в Среднем Поволжье сложилось несколько точек зрения: 1) сепаратистское выступление казанских феодалов за возрождение ханства, которое лишь на первых стадиях было поддержано рядовыми общинниками; 2) крестьянское восстание, к которой примкнули национальные феодалы, преследуя свои узкоклассовые интересы; 3) переплетение антифеодальных выступлений крестьян и своекорыстных устремлений местной социальной верхушки; 4) национально-освободительное движение широких слоев местного населения, организованное и возглавленное знатью. Последняя точка зрения, пожалуй, наиболее точно определяет характер повстанческого движения в Среднем Поволжье в первые пять лет после падения Казани.

Наиболее убедительное объяснение причин, вызвавших антимосковские вооруженные выступления в Казанском крае, дал А.Г.Бахтин. Согласно его выводам, главной причиной являлось стремление поволжских народов отстоять свободу и право жить по-своему. Среди других причин Черемисской войны 1552-1557 гг. А.Г.Бахтиным названы: 1)борьба татарских феодалов и протофеодальной верхушки марийцев и удмуртов за сохранение порядков, существовавших в независимом Казанском ханстве; 2)противостояние в религиозном плане (поволжские народы – мусульмане и язычники – серьезно опасались за будущее своей религий и культуры в целом, поскольку сразу же после взятия Казани Иван IV стал разрушать мечети, возводить на их месте православные храмы, уничтожать мусульманское духовенство и проводить политику насильственного крещения); 3) деятельность ногайской, астраханской, крымской и турецкой агентуры. Среди перечисленных факторов сомнения вызывает последний пункт. Как будет показано ниже, степень влияния тюрко-мусульманских государств на ход рассматриваемых событий в Среднем Поволжье была ничтожной, а в ряде случаев потенциальные союзники своими действиями даже мешали повстанцам.

А.Г.Бахтин подверг справедливой критике расхожее мнение о том, что основной причиной Черемисской войны 1552-1557 гг. был социальный, национальный и культурный гнет. Он пришел к выводу, что «за несколько недель не могло установиться никакого феодального угнетения» и сбор ясака с местного населения явился не причиной войны, а поводом. С утверждением о том, что сбор ясака был лишь поводом к началу восстания, еще в начале 1980-х гг. выступил известный казанский историк И.П.Ермолаев.

Тем не менее, первые антимосковские вооруженные выступления в Среднем Поволжье вспыхнули, по всей видимости, еще до начала сбора ясака. По приблизительным подсчетам А.Г.Бахтина, свои активные действия повстанцы развернули в конце ноября или даже ранее. Именно тогда отряд лугомарийских воинов соединился с антимосковской группировкой горных марийцев и чувашей, чтобы совершать нападения на вражеские коммуникации. Повстанцы «на Волге побили гонцов и гостей и боярьских людей з запасы». Иван IV получил это известие от васильгородских воевод 20 декабря 1552 г., но приказ о проведении карательной операции он отдал свияжским воеводам, что, очевидно, говорит о том, что в Василь-городе были сосредоточены незначительные воинские силы. По-видимому, в январе 1553 г. воевода Б.И.Салтыков прибыл на Цивиль, чтобы найти и казнить тех, «что с луговыми воровали». В этом ему помогали сохранившие лояльность к новой власти горные люди. Впоследствии Б.И.Салтыков «поимав горных, которые воровали, да иных тут повешал, а иных в город в Свиазской привел да у города перевешал; и всех их казнил 74 человекы». Имущество казненных было конфисковано и передано пострадавшим.

Примечательно, что луговые люди, которые были инициаторами и главными участниками нападений, оказались вне сферы уголовных преследований со стороны русских властей. Конечно, свияжские воеводы, согласно царскому наказу, не имели права вмешиваться в дела казанской воеводской администрации, под формальным ведением которой находилось все Левобережье бывшего ханства. Тем не менее, казанские воеводы, судя по всему, не приняли совершенно никаких мер в связи с данным происшествием. А это было как раз то самое «смесное дело», по которому Иван IV предписал «ссылатися воеводам казанским с свиязскыми и свиазскым с казанскыми». Очевидно, данное событие свидетельствует в пользу того, что в конце 1552 – начале 1553 гг. луговые марийцы в основной своей массе фактически не были подданными Русского государства, это подспудно признавалось самой Москвой. Именно поэтому в качестве уголовного деяния царской администрацией было признано участие в нападениях на коммуникации горных людей, но не луговых. Действия луговых людей всецело носили внешнеполитический характер. Скорее всего, они рассчитывали не только заниматься обыкновенным грабежом, но и поднять население Горной стороны против Русского государства (такие попытки со стороны луговых марийцев предпринимались неоднократно на протяжении всей Черемисской войны 1552-1557 гг.). Однако Горная сторона, как было показано выше, в силу объективных причин не могла стать мощным очагом движения сопротивления.

Возможно, часть антимосковски настроенных горных людей, в первую очередь, представители знати, перебралась на Левобережье. В пользу этого говорит тот факт, что в ноябре-декабре 1552 г. мурзой Камаем по указанию казанских воевод было подавлено вооруженное выступление на Арской стороне, которое возглавляли «Тугаевы дети с товарыщи»; при этом каратели захватили в плен 38 человек, которые впоследствии были казнены в Казани. Устоялось мнение, что это выступление представляло собой феодальный мятеж, не поддержанный народными массами. Действительно, летописное переложение донесения казанских воевод («а они их на Арьской стороне – и с ними арьские люди – побили») даже позволяет говорить о том, что в карательный отряд влилась часть местного населения – арские люди. Правда, в летописях не зафиксирован социальный статус участников описываемых событий, и разграничение между повстанцами и арскими людьми, выступившими против них, проведено только в политическом плане.

Особый интерес представляет вопрос об этнотерриториальном происхождении «Тугаевых детей». «Тугаевы дети с товарыщи» в летописях выступают под собирательным названием «казанцы», они не «награждены» какими-либо титулами и даже не названы по именам, но зато без труда угадывается имя «отца» зачинщиков вооруженного выступления – Тугай. Трудно не согласится с мнением С.Х.Алишева и А.Г.Бахтина, что летописи не упоминали бы о каких-то «детях», если бы они не были детьми известного московским боярам представителя казанской знати. Подобным же образом русские источники упоминают, скажем, о «Мамич-Бердеевых детях», не поясняя, о каком Мамич-Бердее идет речь, поскольку ясно, что имеются в виду «дети» известного марийского сотника, возглавлявшего повстанческое движение в разгар Черемиской войны 1552-1557 гг. По предположению С.Х.Алишева, «Тугаевы дети» ­ это «дети» именно того Тугая, который в конце 1546 года отправил своих представителей из числа горных людей в Москву для заключения союза против хана Сафа-Гирея. Учитывая указанные обстоятельства, а также то, что в свое время немало представителей казанской знати круто меняло собственную политическую ориентацию (к примеру, Кель-Ахмет, братья Нарыковы (Чура и Аликей), Чапкын Отучев, мурза Камай и другие), есть все основания согласиться с этой версией.

Итак, с двух неудачных антимосковских вооруженных выступлений – на Волге и на Арской стороне – началась национально-освободительная война народов Среднего Поволжья. Сразу же в этой войне проявились элементы гражданской войны, и этим всячески старалась воспользоваться местная русская администрация, следуя имперскому принципу «разделяй и властвуй». Раскол среди населения Среднего Поволжья наметился не по социальному, а по политическому принципу. Это, пожалуй, во многих отношениях было тяжелым наследием предшествующего периода русско-казанского противостояния. Как тогда, так и в рассматриваемое время населению Казанского края приходилось выбирать между двух зол – или независимость, возможность жить по-своему, но борьба с сильным соседним государством, или покорность, согласие находиться в составе культурно и религиозно чуждого ему государственного образования, но в условиях мира и относительной политической стабильности в регионе.

После разгрома «Тугаевых детей» казанская воеводская администрация приступила к сбору ясака с населения Левобережья. Арская и Побережная стороны не оказали заметного сопротивления, и «дети боярские ясаки собрали сполна и привели к воеводам». Однако из Луговой стороны достаточно долго не было никаких вестей от сборщиков М.Лихорева и И.Скуратова. Лишь 10 марта 1553 г. в Москву пришло сообщение, что «казанские люди луговые изменили, ясаков не дали и ясатчиков, которые ясаки на Луговой избирали, Мисуря Лихорева да Ивана Скуратова побили». Возможно, сборщики ясака забрались в отдаленные улусы Луговой стороны, население которых не признало власть русского царя и не собиралось платить подати и нести повинности в его пользу; если бы действия «ясатчиков» ограничились приказанской территорией, то сбор ясака здесь, скорее всего, прошел бы так же успешно, как на Арской и Побережной сторонах.

Вслед за убийством сборщиков ясака луговые марийцы собрали значительный воинский отряд, вероятно, привлекли на свою сторону также приказанских марийцев и впоследствии вторглись на Арскую сторону. Луговые и арские люди «соединачилися вси с одного и стали на Высокой Горе у засекы». Речь здесь, очевидно, идет о разрушенном к тому времени русскими войсками фортификационном сооружении, которое во время обороны Казани использовалось группировкой Япанчи в качестве опорного пункта. Главный казанский воевода А.Б.Горбатый отправил к Высокой Горе отряд казаков во главе с В.Елизаровым и отряд стрельцов, возглавляемый И.Ершовым. Однако «порознилися розными дорогами стрелцы и казакы, и пришли на них арьскые и луговые люди да их побили на голову пол-400 стрелцов да пол-500 казаков». По предположению А.Г.Бахтина и В.Д.Димитриева, против повстанцев было послано всего 1000 казаков и стрельцов. Это позволяет говорить о том, что на Высокой Горе было сконцентрировано несколько тысяч казанских воинов. Повстанцы покинули лежавший в развалинах фортификационный комплекс (он состоял из цитадели и системы засек), который к тому же находился в опасной близости от Казани, и обосновались в большой крепости в верховьях реки Меши в 70 верстах от Казани, «хотяше тут отсидетися». Здесь к луговым и арским людям присоединились повстанцы из Побережной стороны. По мнению А.Г.Бахтина, Мешинская крепость стала играть роль временной столицы возрождаемого Казанского ханства. Повстанцы вскоре стали контролировать все Левобережье, за исключением Казани, где все еще находился сильный русский гарнизон, продолжавший, несмотря на осаду, поддерживать связь с метрополией. Однако казанский гарнизон помимо военных тягот начал испытывать на себе лишения вследствие вспыхнувшей в городе эпидемии. Без существенной помощи из Москвы Казань долго продержаться бы не смогла.

Не останавливаясь на достигнутом, повстанцы принялись действовать против свияжского гарнизона и завлекать на свою сторону горных людей. Согласно сообщению П.И.Шуйского, полученному в Москве 24 марта 1553 г., «приходили на Горнюю сторону арьские люди и луговые, Зен-Зеит да Сарый-богатырь с товарыщи». Против них был послан воевода Борис Иванович Салтыков с детьми боярскими и отрядом горных людей. Казанцы одержали победу; стремительно маневрируя на лыжах («на ртах») на сильно заснеженной местности, они неожиданно напали с разных сторон на войско Б.И.Салтыкова и в итоге «самого Бориса жива взяли, да 36 сынов боярьскых убили да боярьскых 50 человек да 170 человек горных людей убили, а живых взяли 200 человек». Дальнейшая судьба воеводы Б.И.Салтыкова, участника многих военных операций против казанцев, была трагической. А.М.Курбский сообщает: «И держаша его жива, аки два лета, и потом убиша его, не хотеша его ни на откуп, а ни отмену своих дати». По словам Казанского летописца, «заведоша его в башкирския улусы, в далную черемису за 700 верст за Казань, и умучиша тамо».

С доспехами, снятыми с тела Б.И.Салтыкова, были отправлены послы к ногайцам. Об этом стало известно в Москве 29 ноября 1553 г. Согласно донесению посла Б.Баимакова, «были у Исмаиля с Луговые стороны Шибаном зовут с товарищи три человека, а просили у него на княженье сына его Магмед мирзы». Однако мурза Исмаил отверг просьбу луговых людей, мотивируя это тем, что ему объявил войну крымский хан. «И отпустил их в Казань ни с чем». В некоторой степени этим послам даже повезло: мурза Исмаил, верный своему союзу с русским царем, совсем иначе обошелся с появившимися в его владениях казанскими эмигрантами – «... которые казанские были у нево, и он тех людей всех пограбил, и жены и дети у них поотнимал»; по словам сторонников бия Юсуфа, Исмаил даже собирался совершить карательный поход на Арскую сторону. Кроме того, Исмаил сорвал поход бия Юсуфа на «государевы украйны», то есть в юго-восточные районы Русского государства. Он говорил Юсуфу, что «твои дей люди торговать в Бухару, а мои люди ходят к Москве. И толко мне завоеватца, и мне самому ходити нагу, а которые люди и учнут мерети, и тем и саванов не будет». Юсуф был вынужден повернуть свое 120-тысячное войско и отправиться в родные степи. Вскоре между ногайскими мурзами началась кровопролитная междоусобная война, в ходе которой в 1555 г. бием стал Исмаил, признавший впоследствии (в 1557 г.) свою вассальную зависимость от Ивана IV. В силу указанных обстоятельств Ногайская Орда, конечно, не могла поддерживать антимосковское освободительное движение в Среднем Поволжье.

Тем не менее, несмотря на отсутствие внешней поддержки, повстанцы продолжали развивать свой успех. Пользуясь тем, что Москва еще не успела направить в Казанский край дополнительные силы, они не только взяли в осаду Казань, Свияжск и, вероятно, Василь-город, но также стали делать вторжения за пределы бывшего ханства. А.М.Курбский записал в своих воспоминаниях, что казанцы «не токмо на град Казанъский приходяще с великих лесов, но и на землю Муромскую и Новагорода Нижнего наезжают и пленят», что «в оной земле грады новопоставленные, некоторые же и Руской земле, в осаде были от них».

Далее А.М.Курбский пишет, что в Москве состоялось совещание Ивана IV с высшими светскими и духовными сановниками, на которой многие («рада то была богатых и ленивых мнихов и мирских») советовали государю: «... да покинет место казанские и град, и воинство христианское сведет оттуду». О пораженческих настроениях в правительственных кругах Русского государства и о катастрофическом положении дел московских войск в Среднем Поволжье стало известно в Польско-Литовском государстве. Князь Семен Ростовский в ходе тайных переговоров сообщил литовскому послу: «... а Казани царю и великому князю не здержать, ужжо его покинет».

Однако, в конце концов, возобладала позиция в пользу решительных действий против повстанцев. Еще весной 1553 г., после ледоходного сезона, вниз по Вятке двинулась флотилия Д.Ф.Адашева, состоявшая из вятчан и детей боярских, а вниз по Волге были отправлены казаки. Вскоре обе группировки соединились и взяли под свой контроль речные переправы на Волге, Каме и Вятке. Таким способом они отсекли повстанцев от своих сторонников из Горной стороны и Ногайской Орды. Д.Ф.Адашев также принял ряд карательных мер: «... побивал на перевозех во многих местах казаньскых и ногайских людей, а живых в Казань к воеводам прислал в все лето 240 человек».

В мае 1553 г. были усилены гарнизоны Казани и Свияжска. Сменился главный казанский воевода (теперь им стал князь Ю.М.Булгаков), «на годование» в Казани было назначено 8 воевод (вместо пяти прежних); главным свияжским воеводой остался еще на один год князь П.И.Шуйский, всего же в Свияжске теперь должно было «годовать» 7 воевод (тоже вместо пяти прежних). Войска продвигались к местам своего назначения двумя отдельными группами по три полка в каждой – вначале казанские воеводы и один свияжский во главе с Ю.М.Булгаковым, затем свияжские воеводы во главе с князем И.М.Троекуровым.

В источниках нет сообщений о карательных действиях этих полков на Горной стороне, хотя те продвигались к Казани и к Свияжску в боевом порядке. Пожалуй, действительно горные люди в основной своей массе не участвовали в антимосковских выступлениях. По предположению А.Г.Бахтина, это было обусловлено тем, что местное население «получило трехгодичное освобождение от ясака и надежду на политическую стабильность, защиту и законность», поэтому «жизнь под властью русского царя показалась им более привлекательной, чем в составе Казанского ханства». Но скорее всего, главным аргументом, заставлявшим основную часть горных людей сохранять лояльность, была реальная угроза новых опустошительных вторжений многотысячной русской армии. По справедливому замечанию В.Д.Димитриева, горные люди выдержали свое обязательство быть верным России «и тем самым избавили себя от массового уничтожения». Тем не менее, среди горных людей были активные участники сопротивления; правда, их было немного, и они старались действовать скрытно. Обычно, как сообщает летописчик Игнатия Зайцева, повстанцы из Горной стороны вливались в отряды арских и луговых людей и участвовали в блокировании стратегически важных коммуникаций: «А ис Казани проезда было мало, полны многими людьми и зиме, и лете, а немногих людеи, и оне часто побивали их, луговая черемиса да горняя с ними украдом».

Посланных в мае войск было вполне достаточно, чтобы удержать Казань и Свияжск, и недостаточно, чтобы вести широкомасштабные карательные операции. В течение всей второй половины 1553 г. наблюдалось относительное затишье. По крайней мере, источники не сообщают о каких-либо боевых действиях в это время на территории бывшего Казанского ханства.

К сентябрю 1553 г. завершилась подготовка крупной карательной экспедиции. Три полка, руководимые опытными военачальниками С.И.Микулинским, И.В.Шереметевым и А.М.Курбским, вышли из Нижнего Новгорода в конце ноября. В Свияжске и Казани к ним присоединились местные воеводы – Ю.И.Кашин, Ф.И.Умной-Колычев, Д.М.Плещеев; в состав карательных войск также вошли касимовские и мещерские татары и мордва, а также служилые татары. Всего царская рать насчитывала в своих рядах более 30 тысяч воинов. Арские, луговые и побережные люди смогли выставить против нее 15-тысячное ополчение, предпочитавшее действовать полупартизанскими методами. Царские воеводы, зная тактику повстанцев, разделили свое войско на три войсковые группы. Основная, наиболее многочисленная группировка, во главе которой был С.И.Микулинский, продвигалась по Арской дороге «на Арской и к Нурме и на Уржум». Группировка князя И.И.Кашина-Сухого была отправлена на Луговую сторону за Ашит и Илеть. Третья группировка, возглавляемая И.М.Хворостининым, действовала на Побережной стороне. Состоялось около двадцати сражений, и «головы з детми боярскими их побивали везде». Карателям удалось захватить Высокую Гору, Арск и город на Меше. Сравнительно сильное сопротивление оказали лишь защитники Мешинского городка, но в конце концов «город на Меше сожгли и людей в них, немногих застав, побили, а иные из него выбежали, и окрестные тут села все повыжгли и людей повыбили и город до основания разорили». По предположению А.Г.Бахтина, в это же время пал известный по многочисленным марийским, удмуртским, татарским и русским фольклорным произведениям городок Малмыж на реке Вятке, являвшийся резиденцией марийского князя Болтуша (Полдыша). Карательная операция царских войск длилась четыре недели, «а война их была от Казани и по Каму, а от Волги за Ошит и за Оржум и на Илит и под Вятьские волости, от Казани вверх по Каме пол-300 верст, а от Волги к Вятке поперег 200 верст». Погибло более 10 тысяч повстанцев, в том числе и их предводители – Янчура Измаильтянин и Алека Черемисин. Каратели «взяли языков счетных людей шесть тысеч, а всякого полону взяли пятнадцать тысечь». А.М.Курбский так сообщает о результатах операции: «... мало что их осталось... И что их было осталося, те покоряшеся нам».

Однако Луговая сторона не стала изъявлять своей покорности – к воеводам с повинной прибыли представители только Арской и Побережной сторон: «...Усеин-Сеит да Таокмыш-Шихъзяда да Сарый Богатырь и за всю Арьскую сторону и Побережную добили челом, что им государю дань давать и от Казани неотступным быти и до своего живота; и на том въеводам правду дали. И многые люди у въевод были и правду давали, арские и побережные, все без выбора».

Обратно в Казань царские войска прибыли «на масленице», то есть, в начале марта; к «Благовещениеву дни», то есть ближе к концу марта – началу апреля 1554 г. полки С.И.Микулинского вернулись «во отечество со преславною победою и со многими корыстьми». В Москве Иван IV наградил участников похода медалями из золота и различными ценными подарками.

Результаты зимней кампании 1553-1554 гг., видимо, в целом устраивали московские правительственные круги. Позднее А.М.Курбский утверждал, что «оттуду начала усмирятися и покорятися Казанская земля». Но это был взгляд по прошествии нескольких лет, когда уже были известны последствия описанных событий. В равной мере это относится и к упреку Ивана IV в адрес А.М.Курбского, предъявленного в рамках знаменитой переписки между этими историческими лицами: «Егда убо послахом тя в свою вотчину, в Казань, непослушных нам повинити; ты же, в повинных место, невинных нам привел еси, измену на них возложа». В определенной степени оба оппонента были правы. С одной стороны, действительно, значительная часть арских и побережных людей отошла от участия в повстанческом движении, многие даже стали сотрудничать с новой властью. С другой стороны, не была решена проблема подчинения Луговой стороны, являвшейся главным очагом сопротивления в течение всей Черемисской войны 1552-1557 гг.

По существу царские войска погасили только очередную, правда, наиболее мощную волну повстанческого движения (первая волна – это самые ранние вспышки вооруженного сопротивления в ноябре-декабре 1552 г., вторая – от убийства сборщиков ясака луговыми людьми зимой 1552-1553 гг. до завершения карательной операции в начале 1554 г.). В дальнейшем, как полагает А.Г.Бахтин, наступил последний этап Черемисской войны – период спада и поражения. Однако внутри этого этапа можно выделить еще несколько отдельных волн движения сопротивления, причем все волны получали свое начало на Луговой стороне.

Летом 1554 г. русское правительство почти одновременно приступило к решению двух военно-политических задач в пределах Поволжья – подчинение Астраханского ханства и покорение Луговой стороны. С первой задачей Москва справилась относительно быстро и легко. Действуя в союзе с ногайским мурзой Исмаилом и пользуясь бездействием Крыма, 30-тысчное русское войско 2 июля 1554 г. почти без боя заняло Астрахань. Хан Ямгурчей был свергнут, а на его место возвели московского ставленника Дервиш-Али. Фактически Астраханское ханство, ложно отождествленное русским правительством в целях обоснования завоевания с древней Тмутараканью, было присоединено к России.

В контрасте с астраханским походом действия на Луговой стороне не только не дали ожидаемых результатов, но даже едва не привели к потере того, что было достигнуто в результате зимней кампании 1553-1554 гг.

В августе 1554 г. в Москву от нового главного казанского воеводы князя М.В.Глинского поступило сообщение, «что посылали ис Казани на луговых изменников князей казанскых Кебеняка-князя да Кулая-мурзу и всех арских и побережных людей с нагорною, смотрити их службы; а с ними посылали Митку Кушелева». Итак, русские, следуя имперскому принципу «разделяй и властвуй», пытались привести в повиновение луговых марийцев руками только что присягнувших татар, южных удмуртов, приказанских «чувашей», а также горных людей; вероятно, в рядах этой многонациональной армии были и приказанские марийцы. Царская администрация, по-видимому, рассчитывала тем самым, во-первых, нанести поражение луговым людям, но при этом сберечь собственные силы, во-вторых, испытать на верность новых подданных, в-третьих (в идеальной перспективе), деидеологизировать, деморализовать лугомарийских повстанцев, показать им всю бесперспективность и губительность дальнейшего сопротивления, вынудить их к подчинению. Однако русская воеводская администрация просчиталась. «Казанцы солгали, царю государю изменили, на изменников не пошли, сложася с ними, да тех арьскых людей черных, которые государю прямы, побили многых, и на Каме рыболовей побили, и к городу х Казани приходить почали на сенокосов». Последнее сообщение (о сенокосе) позволяет говорить о том, что описанные события могли произойти в первой половине июля.

Однако лугомарийским воинам и примкнувшим к ним «изменникам» не удалось привлечь на свою сторону все население Арской и Побережной сторон. Значительная часть арских и побережных людей пошла на сотрудничество с царской администрацией, причем не только из-за опасения навлечь на себя новые карательные походы. Определенную роль тут сыграл демагогический прием Ивана IV – введение прямого ясака непосредственно в государственную казну в ущерб суюргальному праву казанских феодалов и в пользу ясачного населения. Жестокое обращение участников движения сопротивления со сторонниками Москвы из числа «арьских людей черных» лишь усиливало противоречия и способствовало дальнейшему развитию элементов социального конфликта.

И все же классовые противоречия не играли определяющей роли в Черемисской войне 1552-1557 гг. Главный казанский воевода М.В.Глинский вполне успешно использовал против одних татарских феодалов других, в то время как среди повстанцев (особенно из Луговой стороны) было немало простых ясачных людей. В октябре 1554 г. в Москву поступило сообщение, что воеводы посылали «на изменников на Кобеулана с товарыщи князей казанских Еналия Чигасова да Еналия Моматова с товарыщи да сотцкого стрелецкого Офонку Бартенева с стрелцы да Иванка Мохнева с жилцы казанскими и с новокрещеными». Повстанцы потерпели очередное поражение, многие их руководители были взяты в плен и казнены. Карателям помогали верные правительству арские и побережные люди. Они вылавливали «многых татар, которые не прямили государю, да иных сами побивали, а иных к воеводам приводили да сами резали их и побивали перед воеводами; и побили их того осению тысящу пятьсот щездесят именных людей, князя да мырзу да сотного князя да лутчего казака». Антимосковские силы Арской и Побережной сторон были практически обезглавлены. Вскоре «арские и побережные люди все укрепилися у государя и ясакы все сполна поплатили». Так схлынула третья волна антимосковских вооруженных выступлений (июль-октябрь 1554 г.).

Луговая сторона не покорилась и на этот раз. В это время наиболее авторитетным руководителем движения сопротивления луговых марийцев становится сотенный князь Мамич-Бердей. По признанию К.И.Козловой и А.Г.Бахтина, это был незаурядный военный предводитель, талантливый организатор и политик.

Как утверждает А.М.Курбский, в рядах лугомарийских повстанцев насчитывалось около 20 тысяч воинов, отличавшихся крайней жестокостью. Надо сказать, что в марийское ополчение нередко вливались и женщины. По свидетельству П.Петрея, когда марийцы «идут на неприятеля, вооружаются все, и мужчины и женщины, которые всегда встречают врага с такою же храбростью и отвагой, как и мужчины, стреляют назад и вперед себя в неприятеля, который и обращается в бегство». Марийские воины предпочитали действовать небольшими мобильными группами и избегали вступать в крупные открытые сражения, ибо им противостояли более многочисленные, лучше вооруженные и организованные русские войска, которым нередко помогала мощная татарская конница. Если следовать выводам К.И.Козловой и Л.А.Дубровиной, марийские сотники и прочие представители знати, возглавлявшие повстанческое движение, опирались на собственную немногочисленную дружину и руководили действиями ополчения.

Осенью 1554 г., когда завершилась операция против восставших на Арской и Побережной сторонах, Мамич-Бердей продолжал нападать на коммуникации русских. Д.Ф.Адашев, прибывший в Москву с вестями от казанских воевод, доносил: «... а луговые сотникы Мамичь-Бердей с товарыщи в город не пошли и воруют по-старому на Волге, приходя на суды».

В течение всей осени 1554 г. готовился крупномасштабный поход русских войск «на кокьшашскую черемису». Полки набирались в различных областях Руси и концентрировались во Владимире, Галиче, Устюге Великом, Перми и на Вятке. К русским войскам присоединялись касимовские и служилые татары, темниковская мордва. Поход возглавили князь И.Ф.Мстиславский и дворецкий Казанского дворца Д.Р.Юрьев-Захарьин. О численности войск, отправленных «черемисы воевать на Луговую сторону в Кокшагу», нет никаких сведений. Однако несомненно, что русское правительство в результате этой военной операции рассчитывало привести луговых и северо-западных марийцев в покорность, как это оно сделало накануне в отношении арских и побережных людей.

Операция на Луговой стороне развернулась зимой 1554-1555 гг. Основные силы русских войск спустились вниз по Волге, а затем продвинулись вглубь марийских улусов, к верховью М. Кокшаги и расположились становищем в волости Ошле. Здесь к ним присоединились полки из Галича, возглавляемые И.П.Хирон-Яковлевым. Галичский воевода доложил И.Ф.Мстиславскому и Д.Р.Юрьеву-Захарьину, что он «ходил по многим волостем и воевал», опустошая селения по Ветлуге и Рутке, что «приходила пешая черемиса на лесу на сторожевой полк на князя Василиа Токмакова, и князь Василей, дал бог, их побил на голову». Разделившись на несколько групп, войска Ивана IV разбрелись по всей Луговой стороне, и «была война в волостях в Шумурше да в Хозякове да в Ошли да в Мазарех в обоих да в дву волостех во Оршах, в Малой да в Болшой, да в Биште да в Кукшули, в Сороке, Куншах да Василукове Белаке да Мамич-Бердеевы волости да Килееву волость да Кикину волость да Кухтуял Кокшах, в Болшой да в Малой, и волость Сызаль да Дмаши да Монам да Кимерчи да Улыязы; и в тех волостях от воевод война была и многих людей поимали и побили, и были на Луговой стороне в войне две недели да вышли на Волгу, да х Казани ходили и назад шли Волгою же».

Несмотря на громадные жертвы и разрушения, луговые и северо-западные марийцы не прекратили борьбу за независимость, проявляя чудеса героизма, мужества и упорства. В первую очередь, лугомарийские воины предприняли попытку привлечь на свою сторону арских людей. В феврале 1555 г., сразу же после ухода царских войск, они «приходили на Арскую сторону войною». Однако прежние союзники оказали им мощное сопротивление: «... арьские люди, остроги поделав, от них отбилися, а с ними в острозех были стрелцы царя и великого князя, ис пищалей побивали многих луговых; а луговые воевали села татарские и пошли на Луговую». Очевидно, такая реакция арских татар была вызвана, прежде всего, тем, что они опасались повторения событий зимы 1553-1554 гг. и что на их территории присутствовал значительный контингент наиболее боеспособной части русских войск – стрелецких отрядов.

В то время, когда повстанцы действовали на Арской стороне, вглубь лугомарийской территории неожиданно вторглись горные люди. Это был лыжный военный отряд в 700 человек во главе с русским воеводой Федкой Баскаковым. Они «людей побили и в полон поимали и животину побили и пришли, дал бог, здорово». Вскоре окончательно схлынула четвертая волна войны за независимость (осень 1554 – март 1555 гг.).

Тяжелые потери обескровили силы повстанцев, хотя и не сломили их волю к сопротивлению. Отряды лугомарийских воинов продолжали совершать нападения на вражеские коммуникации. Русские воеводы, приноравливаясь к тактике повстанцев, принимали контрмеры и добивались заметных успехов. Во второй половине 1555 г. русский посол в Литве Савлук Турпеев так сообщал представителям виленской администрации о положении дел в Среднем Поволжье: «... которые лесные люди на дорога приходя розбивали, и тех сыскав казанские воеводы казнили».

Чтобы еще более обезопасить дороги между Казанью и Москвой и усилить контроль над Горной стороной и примыкающей частью Луговой, русские в июне 1555 г. начали возведение крепости Чебоксары «на Волге на устье Чебоксарки речки для чебоксарския черемисы». На годование были оставлены четыре воеводы. В начале строительных работ место будущего города-крепости освятил первый архиепископ Казанский и Свияжский Гурий.

Весной-летом 1555 г. не было крупных сражений между войсками Ивана IV и участниками сопротивления. Но уже 8 сентября был составлен разряд очередного зимнего похода, имевшего целью «воевать луговой черемисы». Возглавили операцию князья А.М.Курбский и Ф.И.Троекуров. К полкам, прибывшим из центральных районов Русского государства, присоединились войска из Казани во главе с Ф.И.Бутурлиным и из Свияжска под руководством С.И.Гагарина. Скорее всего, поход не был удачным. Во-первых, именно эту военную операцию раскритиковал Иван IV в своей переписке с А.М.Курбским: «Егда убо послахом тя в свою вотчину, в Казань, непослушных нам повинити..., никоего же им зла сотворил еси». Во-вторых, об этом походе нет никаких летописных сообщений. Если бы русские войска действовали более успешно, то летописцы должны были это зафиксировать. В-третьих, даже в мемуарах А.М.Курбского нет ни одного упоминания об этом походе, хотя своему участию в карательной экспедиции зимой 1553/54 гг. автор посвятил не одну страницу. В-четвертых, уже в начале 1556 г. лугомарийские повстанцы добились значительных успехов в своих контрнаступательных действиях.

В феврале 1556 г. Мамич-Бердей сумел привлечь на свою сторону все Левобережье. В летописях указано: «Арские люди и побережные государю изменили и стрелцов побили, которые у них были на береженье в посылке с Мамич-Бердеем». Опорным пунктом и временной столицей казанцев стал Чалымский городок на Побережной стороне. По археологическим данным, этот городок, расположенный на берегу реки Шумбут, правом притоке Камы, «имеет солидные укрепления из трех рядов валов и рвов с общей шириной обороны в 80 м. Рядом с городищем расположены два больших селища. Весь этот комплекс площадью 581 000 кв.м. составляет остатки большого города, состоявшего из посадов-пригородов и цитадели».

А.Г.Бахтин, основываясь на множестве косвенных сведений, полагает, что главной причиной повторного присоединения арских и побережных людей к повстанческому движению мог быть рост произвола и злоупотреблений чиновных и служилых людей в течение двух лет после подчинения русской администрации. Другими, менее значительными факторами, по его мнению, являлись: 1)подготовка комбинированного наступления антимосковских сил в составе Крымского ханства, ряда ногайских мурз, Астраханского ханства и луговых марийцев; 2)деятельность марийской, ногайской и крымской агентуры; 3)приглашение Мамич-Бердеем ногайского (астраханского) царевича Ахполбея. Соглашаясь в определенной степени с этими выводами, можно в то же время утверждать, что немаловажной или даже основной причиной «измены» арских и побережных людей были именно успешные действия лугомарийских повстанцев, доказавших на деле, что русские войска можно побеждать. Далее А.Г.Бахтин справедливо утверждает, что выступление арских и побережных людей в целом протекало в рамках борьбы за независимость страны.

План общего наступления на Россию не был реализован. Крымские войска отказались от вторжения на южнорусские земли из-за крупномасштабных военных приготовлений русских в этом направлении и вспыхнувшей в Крыму эпидемии. Попытка астраханцев, крымцев и некоторых ногайских мурз восстановить независимость Астраханского ханства обернулась в конечном итоге окончательным присоединением ханства к России и новым витком междоусобной борьбы в Ногайской Орде (Исмаил против прокрымской группировки ногайских мурз во главе с Юсуфовыми детьми).

Не были удачными и действия луговых марийцев. Приглашенный Мамич-Бердеем царевич Ахполбей прибыл с незначительным отрядом воинов (по одним данным – 100, по другим – 300 человек). Этого было явно недостаточно, чтобы усилить ударную мощь повстанческих войск. Более того, Ахполбей и его воины стали беззастенчиво обирать местное население. В итоге Мамич-Бердей решил избавиться от этой обузы. По словам летописца, Ахполбей «не учинил никоторые помочи, и он (Мамич-Бердей. – С.С.) царя убил и всех нагай побил». А.М.Курбский дает более подробные сведения: «... егда разсмотревши, иже мало им прибыли с того царя, убиша его и сущих с ним татар, аки триста, и главу ему отсекоша и на высокое древо взоткнули и глаголали: «Мы было взяли тебя того ради на царство, з двором твоим, да обороняеши нас; а ты и сущие с тобою не сотворил нам помощи столько, сколько волов и коров наших поел: а ныне глава твоя да царствует на высоком коле!»».

Расправившись с ногайцами, луговые марийцы вскоре привлекли на свою сторону арских и побережных людей, затем Мамич-Бердей с 2 000 воинов перебрался на Правобережье, чтобы «отводити от царя и великого князя» горных людей (в первую очередь, своих соплеменников – горных марийцев). Шансы на успех у Мамич-Бердея были: он начал удачную кампанию против русских войск; немалое значение имело отсутствие языкового барьера; наконец, летом 1554 г. истек срок 3-хгодичного налогового иммунитета, введенного для населения Горной стороны в мае-июне 1551 г., следовательно, горные люди могли столкнуться с таким же ростом произвола и злоупотреблений представителей царской администрации, как это, вероятно, случилось на Арской и Побережной сторонах.

Тем не менее, этих факторов оказалось недостаточно, чтобы население Правобережья присоединилось к повстанческому движению. Мамич-Бердей и многие его соратники попали в ловушку, устроенную промосковской группировкой горных людей. 21 марта 1556 г. прибыли в Москву «горние люди Алтышь сотник с товарыщи, и привели с собою изменника Мамичь-Бердея лугового сотного князя; а сказывали государю, что приходил Мамич-Бердей их воевати, а с ним было две тысячи человек, и к острогу их приступал и их воевал; и они с ним зговорили, что им с одного с ним изменити, да уверяся с ним да взяли его пити к себе, а с ним человек з двесте, да тех людей всех побили, а его изымав, к государю привели. И царь и государь горних людей пожаловал великим своим жалованьем и всяких им пошлин полегчил».

Как полагает В.Д.Димитриев, владения сотника Алтыша находились в северной части нынешнего Моргаушского района Чувашской Республики, на самой границе с Горномарийским районом Республики Марий Эл. Следовательно, Алтыш был горным марийцем. Вероятнее всего, острог, который осаждал Мамич-Бердей, тоже находился на территории Алтышевой сотни.

По всей видимости, горные люди выступили против Мамич-Бердея вследствие следующих причин: 1)угроза вторжения карательных войск в случае присоединения к повстанческому движению, 2)присутствие значительного контингента правительственных войск на Горной стороне (в Василь-городе, Свияжске, Чебоксарах), 3)относительно малочисленный состав осаждавших, 4)имперская политика Москвы («кнута и пряника»), к которой приспособились горные люди.

Об окончательной судьбе Мамич-Бердея нет никаких сведений. По предположению А.Г.Бахтина, на допросах марийского сотного князя присутствовали многие влиятельные фигуры Русского государства, в том числе А.М.Курбский и сам Иван Грозный; затем его казнили либо замучили до смерти в застенках.

После разгрома Мамич-Бердея царские войска перехватили инициативу. В первую очередь, они стали действовать на Арской и Побережной сторонах, поскольку только таким образом можно было разблокировать и обезопасить Казань. В отличие от предыдущих военных кампаний, против повстанцев были брошены не крупные соединения, сформированные в центральных районах Русского государства, а мобильные группы составленные из местных русских гарнизонов и верных русскому царю представителей поволжских народов («новокрещенов и татар»).

В апреле 1556 г. казанский воевода боярин П.В.Морозов захватил Чалымский городок, «повоевал и побил многих и городок съжег и назад здорово пришел». В мае он же повел войска на Арскую сторону. На реке Меше состоялось сражение с повстанцами, которых возглавлял мурза Девляк. Правительственные войска одержали победу, Девляк и многие его соратники были захвачены в плен. «И после того Петр воевал десять ден и все Арские места повоевал и побил многых людей и полоном вывел безчислено много». В июне было предпринято общее наступление казанского гарнизона во главе с П.В.Морозовым и свияжского во главе с Ф.И.Салтыковым в северном направлении, «за Арьское, за Ошит и за Уржум и к Вятке. И не доходили до Вяткы за пядесят верст и воевали безчислено много и полон имали, женъкы да робята, а мужиков всех побивали». В последующем главный казанский воевода П.И.Шуйский возобновил карательные экспедиции, охватившие только что опустошенную территорию. Царские войска «в многих местах воевали и побивали, и Арскую сторону и Побережную до конца в нуже учинили; и досталные все пришли в Казань и били челом за свои вины».

Итак, летом 1556 года арские и побережные люди были вынуждены сложить оружие, пятая волна Черемисской войны (конец 1555 – июль 1556 гг.) схлынула. Вплоть до зимы русские воеводы не решались вести активные наступательные действия в северо-западном направлении, на Луговой стороне; ждали, когда многочисленные реки, болота и озера будут закованы льдом, и передвигаться войскам станет легче.

Тем временем луговые марийцы продолжали оказывать сопротивление. А.М.Курбский свидетельствует, что после расправы с Ахполбеем и его «двором» они «бьющеся и воююще с нами крепце, аки два лета». Русские стали предпринимать некоторые оборонительные меры – в 1556 г. обновили фортификационные сооружения в Василь-городе и Галиче. Эти действия оказались вполне своевременными. Они помогли погасить шестую, последнюю волну движения сопротивления (конец 1556 – май 1557 гг.).

Зимой 1556/57 гг. лугомарийские войска совершили несколько набегов на русские земли – Нижегородское Поволжье, Унженский уезд, окрестности Галича (Соль Галицкая, Воскресенский монастырь). Вероятно, активность луговых марийцев в западном направлении во многом была обусловлена не только ненавистью ко всему русскому, но и страшным голодом, охватившим этой зимой все Заволжье. В то же время «приходили луговые на Арскые места и на Горнюю сторону в многие места». Однако действия луговых людей не увенчались успехом. В марте-апреле 1557 г. новый предводитель луговых марийцев Ахметек-богатырь вторгся на Горную сторону. Против него выступила войсковая группа князя Иосифа Коврова, состоявший их детей боярских, стрельцов и горных людей. Отряд лугомарийских воинов был разбит, сам Ахметек-богатырь попал в плен.

Не ограничиваясь обороной, царские войска совершали ответные рейды вглубь лугомарийской территории. В апреле 1557 г. от казанских, свияжских и чебоксарских воевод поступили сообщения, что «посылают ежеден ис Казани и из Свияги и с Чебоксари на Луговую воевати, и везде, дал бог, воюют и здорово приходят во всю зиму и весну».

Беспрерывные столкновения с войсками Ивана IV, разразившийся голод, перекочевавшая в Марийский край из степей эпидемия, которая уничтожила остатки выживших в кровавой междоусобице ногайцев, полное отсутствие внешней поддержки (даже со стороны арских и побережных людей) – все это в совокупности вынудило луговых марийцев прекратить сопротивление и пойти на переговоры с царской администрацией. В мае 1557 г. представители луговых людей прибыли в Свияжск и стали просить, «чтоб государь пожаловал их, вин их отдал и учинил в холопстве, как и горних людей, и ясак велел имати, как прежние цари имали». В ответ на это Иван IV отправил «стряпчего своего Семена Степановича Ярцова» с распоряжением луговых людей «пожаловати, вин их отдати и х правде привести». В Казани присягу дали «Енебяк с товарищи», а также западные башкиры, которые одновременно заплатили и ясак; в Свияжске – «луговые сотцкые Абыз с товарищи»; в Чебоксарах – «Мамичь-Бердеевы дети и Кака сотцкой и все досталные люди». Непосредственно в улусы (волости) Луговой стороны приводить к присяге «черных людей» были отправлены сын боярский Образец Рогатый и Данил Чюлков. Впоследствии С.С.Ярцов, прибыв в Москву, доложил, «что луговые люди все содиначилися и царю и государю добили челом и всею землею все люди правду дали, что им неотступным быти от царя и государя во векы и их детем и ясаки платити сполна, как их государь пожалует». Вместе со стряпчим к Ивану IV «приехали от всей земли бити челом сотные князи... Казимир да Кака да Янтемир с товарищи. И царь и великий князь их пожаловал, вин им отдал и грамоту жаловалную дал, как им государю вперед служити».

Эта жалованная грамота утеряна, о ее содержании можно только догадываться. Например, Ивана IV мог выполнить просьбу луговых марийцев, чтобы их «учинил в холопстве, как и горных людей», то есть уравнять статус Луговой стороны со статусом Горной. Скорее всего, население Луговой стороны получило определенные льготы. По предположению А.Каппелера, такие льготы продолжали действовать вплоть до 1570 г. Более того, как показал А.Г.Бахтин, своим ожесточенным сопротивлением во время Черемисской войны 1552-1557 гг. луговые марийцы отстояли право на известную «автономию» в составе России.

Действительно, из всех народов бывшего Казанского ханства луговые марийцы наиболее яростно противодействовали завоевателям, что даже позволяет говорить о «черемисском феномене». По мнению А.Г.Бахтина, разгадка этого феномена кроется в уникальности социально-политического строя средневекового марийского общества: как правило, народы на этапе разложения родоплеменных и становления классовых отношений (данный этап принято называть «военной демократией») обладают повышенной воинственностью. Кроме того, луговые марийцы пользовались значительной самостоятельностью благодаря равновесию сил между Русским государством и Казанским ханством, но как только этот баланс был нарушен, возникла реальная угроза утраты марийцами независимости, права жить по-своему и того мира, в котором они жили; «стремясь защитить свой мир, марийцы упорно боролись против всего, что ассоциировалось с завоевателями». Дополнительными обстоятельствами, способствовавшими, согласно точке зрения А.Г.Бахтина, ожесточенному и длительному сопротивлению, являлись значительный военный потенциал левобережных марийцев и слабость экономической базы, что исключало Луговую сторону из числа привлекательных для феодальной эксплуатации областей.

Соглашаясь в основном с данными выводами, все-таки необходимо указать, что тезис о слабости экономической базы Луговой стороны справедлив лишь отчасти, поскольку многие марийские земли восточнее М.Кокшаги входили в ранг житниц Казанского края. Слаборазвитой в экономическом плане была западная и северо-западная части Луговой стороны (кокшайский и ветлужский бассейны), однако примечательно, что частновладельческое (помещичье, дворцовое и монастырское) русское землевладение впоследствии стало распространяться именно на этой территории расселения марийцев, а не на более плодородной восточной половине Луговой стороны. В то же время нельзя не согласиться с утверждением А.Каппелера, что отсутствие на Луговой стороне важных коммуникаций из-за обилия рек, сильной заболоченности и лесистого характера местности вызывало у русского правительства недостаточный интерес к марийской части Левобережья Казанского ханства.

При разгадке «черемисского феномена» необходимо также учесть относительно слабые связи левобережных марийцев с Русью и, наоборот, тесные – с тюркскими государственными образованиями – в сочетании с наиболее активным их участием в войнах Казанского ханства с Русским государством; отношения между русскими и луговыми марийцами еще задолго до событий середины XVI в. носили предельно конфронтационный, враждебный характер.

Как указано выше, совместные военные акции татар и марийцев против Руси были обусловлены не только взаимной заинтересованностью, но и зависимым, подчиненным положением марийцев в составе Казанского ханства, татарского в своей этнической основе государственного образования. Несомненно, что и в 1552-1557 гг. организаторами вооруженных выступлений луговых марийцев помимо представителей местной знати были и татарские феодалы, на которых марийское население традиционно смотрело как на своих легитимных верховодителей-сюзеренов. Татарской феодальной аристократии было выгодно опираться на опытных, готовых подчиниться им и ненавидящих все русское лугомарийских воинов. В этой связи было бы правильнее при характеристике движения сопротивления луговых марийцев делать акцент не на борьбе за независимость, которая была в казанскоханский период неполной, а на борьбе за право жить по-своему, за тот порядок, который существовал у них в годы казанского подданства.

Казанские татары тоже принимали активное участие в войне 1552-1557 гг., борясь за суверенитет своего государства, тем не менее, их роль в повстанческом движении не была определяющей. Это можно объяснить несколькими факторами. Во-первых, татары в XV-XVI вв. переживали период феодальных отношений, они были классово дифференцированы и такой солидарности, какая наблюдалась у левобережных марийцев, не знавших классовых противоречий, у них уже не существовало (поэтому участие низов татарского общества в антимосковском повстанческом движении не отличалось устойчивостью). Во-вторых, внутри класса феодалов шла борьба между родами, что было обусловлено притоком иноземной (ордынской, крымской, сибирской, ногайской) знати и слабостью центральной власти в Казанском ханстве, и этим успешно пользовалось Русское государство. В-третьих, близость социально-политических систем Русского государства и Казанского ханства облегчала переход феодальной знати ханства в феодальную иерархию Русского государства, в то время как марийская протофеодальная верхушка имела довольно слабые связи с феодальной структурой и того, и другого государства. В-четвертых, поселения татар находились в относительной близости от Казани, от крупных рек и иных стратегически важных путей сообщений, в местности, где было мало естественных преград, которые могли бы мешать передвижению войск, к тому же это были, как правило, экономически развитые районы, весьма привлекательные для феодальной эксплуатации. В-пятых, в результате падения Казани в октябре 1552 г. была уничтожена, пожалуй, основная масса наиболее боеспособной части казанскотатарских войск, вооруженные отряды левобережных марийцев, по всей видимости, тогда пострадали значительно меньше.

Беспримерно кровавыми и жестокими оказались пять лет марийской истории с 1552 по 1557 гг. За этот период было физически уничтожено множество марийцев и представителей других народов Среднего Поволжья. По завышенным данным Казанского летописца (более правдоподобные сведения в иных источниках не приводятся), «казанцы и черемиса» в течение нескольких лет до и после падения Казани потеряли 757 270 человек убитыми и уведенными в плен, не считая пропавших без вести. Особенно сильно пострадала социальная верхушка, которая руководила движением сопротивления. В официальных летописях указано, что к концу Черемисской войны «казанские люди лутчие, их князи и мурзы, и казакы, которые лихо делали, все извелися». Казанский летописец повествует: «Мало же их живых осташа во всей земли Казанской, и разве простых живых людей и худых и немощных и убозех земледелец». Похожее сообщение передали польско-литовскому королю Сигизмунду-Августу русские дипломаты: «... а люди казанские болшие все побиты, а черные люди немногие осталися, и ныне все государю послушны».

Немалые жертвы понесли и русские воины. А.М.Курбский оставил после себя такую запись об итогах «Казанского взятия» и Черемисской войны 1552-1557 гг.: «И в ту шесть лет битвы многие быша с ними воевания; и толикое множество в то время погибе воиска християнского, биющеся и воюющеся с ними безпрестанно, иже вере не подобно». Но в отличие от повстанцев, царские войска одержали победу. Казанский край стал частью Русского государства, превратившегося теперь фактически в полиэтническую империю. Иван IV завоевал славу могущественного монарха, на небывалую высоту поднялся международный авторитет Московии. «И тако сед на престоле своем великаго царьства Рускаго, правя скипетр державы своея, утер кровавый пот свой, покорив под себе жестокия и лукавыя казанцы, и паче их злейшую черемису поганую, оставив себе славу велию, превыше отец своих, и память вечную в роды русския во веки», – завершает свое повествование Казанский летописец.

Помимо этого Московская Русь получила доступ к богатым различными природными ресурсами землям Поволжья, а в реальной перспективе – Урала, Сибири. В распоряжение московского правительства перешли десятки тысяч опытных, закаленных в боях воинов покоренного края, уже в 1558 г., когда началась Ливонская война, представители народов Среднего Поволжья участвовали в походах войск Ивана IV на владения Ливонского Ордена. В царскую казну стали поступать ясаки из «подрайской землицы»; Русское государство экономически усилилось благодаря овладению волжским торговым путем. Наконец, в некоторой мере, хотя и не надолго, была решена проблема безопасности русских земель, примыкавших к Казанскому краю, «казанской украины».

Последствия присоединения Марийского края к России для марийцев носят в целом сложный, весьма неоднозначный характер. Трудно не согласиться с таким весомым аргументом сторонников тезиса о положительной роли установления русского господства в Среднем Поволжье (включая и Марийский край), как прекращение войн, установление мира и относительной политической стабильности в регионе, вследствие чего, как принято считать, возникли благоприятные условия для хозяйственного и культурного развития. Действительно, к концу XVI в. с изнурительным и страшным периодом военных конфликтов было покончено, но это обошлось дорогой ценой для марийцев. В ходе русско-казанских войн, повстанческого движения 1552-1557 гг. и восстаний народов Среднего Поволжья против русского господства во второй половине XVI в. марийское население понесло чудовищные потери: тысячи, а скорее, десятки тысяч убитых (и еще масса изувеченных, пленных и проданных в рабство), сотни (возможно, и тысячи) стертых с лица земли селений; начался массовый уход в Закамье, Приуралье, Башкирию (это серьезно ослабило единство этноса); были ликвидированы элементы социально-классовой структуры (к началу XVIII в.) и зарождавшейся государственности; в худшую сторону изменился менталитет марийского народа – стала доминировать психология, характерная для реликтовых этносов.

Несомненно, русские крестьяне приобщили марийцев к более развитым формам и способам сельскохозяйственного производства, хотя уровень развития производительных сил в данной отрасли экономики и у тех и у других ко времени присоединения края была примерно одинаковой. Что же касается ремесленного производства и торговли, то тут марийцы в числе остальных народов Среднего Поволжья столкнулись с ограничительно-запретительными мерами со стороны московского правительства и местной русской администрации (запрет металлообработки, а также торговли изделиями из металла, оружием и сырьем для него; условия, не позволявшие марийцам (кроме немногочисленного слоя тарханов, толмачей, новокрещенов) проживать в черте местных городов). В результате этого марийское население на протяжении многих лет оставалось исключительно сельским, аграрным. Незапрещенные ремесла продолжали развиваться, но не выходили за рамки подсобных промыслов. Обрела более четкие контуры хозяйственная специализация, интенсифицировалась торговля, однако эта отрасль экономики (не только натуральный обмен, но и товарно-денежные отношения) существовала (возможно, в отдельные периоды процветала) у марийцев, по крайней мере, с булгарских времен.

Считается, что включение Марийского края в состав феодального Русского государства способствовало перерастанию патриархально-феодальных отношений в развитые феодальные. Между тем марийцев можно включить в число обществ, оказавшихся «вовлеченными в новую формацию в результате военных столкновений между старой и новой формацией», подобно саксам в эпоху Карла Великого или ирландцам при английском короле Генрихе II. Однако данная разновидность перехода, как показывает мировая историческая практика, предполагает длительное существование и большую роль несистемных элементов. И действительно, даже в 20-гг. XX в., в «доколхозный период», в сельском хозяйстве Марийского края еще были сильны полупатриархальные отношения. Более того, марийское общество лишилось своей социальной верхушки в первое столетие после присоединения – одна часть была физически уничтожена, а оставшаяся к началу XVIII в. полностью слилась с общей массой рядовых общинников. Кроме того, марийцы стали подвергаться тяжелой феодально-крепостнической эксплуатации со стороны государства. Хотя обязанности марийских крестьян почти совпадали с обязанностями русских крестьян, фактически же марийцы, вследствие плохого владения русским языком и незнания юридической практики, были в худшем положении.

Политика царского правительства и русской православной церкви в религиозной сфере в первое время в основном отличалась веротерпимостью, до XVIII в. не было явных попыток массовой принудительной христианизации, но именно в век Просвещения стали допускаться методы физического и психического давления, направленные не обращение марийцев-язычников в православное христианство. Между тем роль своей веры марийцы всегда ценили очень высоко, полагая, что язычество является символом национального, специфического (это обыкновенно выражалось в высказываниях типа: «Нашу веру кончать – нас кончать»). Гораздо более мягкие, гуманные методы христианизации стали практиковаться со второй половины XIX в., когда миссионерская деятельность слилась с просветительством (система Ильминского, сеть земских школ и т.д.). Позитивные последствия этого заметно сказались в 20-е гг. следующего столетия, когда произошел бурный подъем национальной культуры во многом благодаря уже созревшей культурно-просветительской базе.

Культурное влияние также неоднозначно. Марийцы заимствовали более совершенные типы жилищ, одежды, пищи, предметов быта и т.д., через русский язык стали приобщаться к достижениям европейской и мировой культуры; во второй половине XVIII в. появилась марийская письменность на основе кириллицы, марийские дети стали обучаться в церковных школах. С другой стороны, вследствие русификации, усилившейся в XIX-XX вв., стала утрачиваться самобытность марийского народа, началась аккультурация и ассимиляция. По оценке Сеппо Лаллукка, финского исследователя этнодемографических процессов среди восточных финно-угорских народов России, демографические структуры марийцев (а также коми, мордвы и удмуртов) приобрели такие регрессивные черты, что уже из-за этого в обозримом будущем следует вероятнее всего ожидать либо стагнационной, либо сокращенной динамики развития их численности. Далее он указывает: «Наиболее тревожным, однако, является перспективы языков: численность носителей восточных финно-угорских языков постоянно снижается».

Вхождение Марийского края в состав Русского государства нельзя однозначно характеризовать как зло или благо. Более четырех столетий спустя после утраты своей независимости (хотя и относительной) марийцы сохранились как этнос, органично слились с другими народами России в рамках одного евразийского цивилизационного пространства – уже это дает повод говорить о позитивных моментах последствий присоединения. Трудно не согласиться с утверждением А.Каппелера, что марийцы и другие народы Среднего Поволжья столкнулись в целом с прагматичной, гибкой и даже мягкой (по сравнению с западноевропейской) колониальной экспансией Русского государства. Это было обусловлено незначительной географической, исторической, культурной и религиозной дистанцией между русскими и народами Волго-Камья.

Таким образом, вхождение Марийского края в состав Русского государства не было одноактным процессом. Первыми присоединились горные марийцы. Вместе с остальным населением Горной стороны они были заинтересованы в мирных отношениях с Русским государством, в то время как весной 1545 г. началась серия крупномасштабных походов русских войск на Казань. В конце 1546 г. горные люди предприняли попытку установления военного союза с Россией и вместе с политическими эмигрантами из числа казанских феодалов добивались свержения хана Сафа-Гирея и возведения на престол московского ставленника Шах-Али, чтобы тем самым предотвратить новые вторжения русских войск и покончить с деспотичной прокрымской внутрнней политикой хана. Однако Москва к этому времени уже взяла курс на окончательное присоединение ханства – Иван IV венчался на царство, что свидетельствует о выдвижении русским государем своей претензии на казанский престол и другие резиденции золотоордынских царей. Тем не менее, московскому правительству не удалось воспользоваться успешно начавшимся мятежом казанских феодалов против Сафа-Гирея, а помощь, предложенная горными людьми, была отвергнута русскими воеводами. Горная сторона продолжала рассматриваться Москвой в качестве неприятельской территории и после зимы 1546/47 гг. К 1551 г. в московских правительственных кругах созрел план присоединения Казанского ханства к России, предусматривавший отторжение Горной стороны, превращение ее в опорную базу для захвата остальной части ханства. Уже летом 1551 г., в результате постройки мощного военного форпоста в устье Свияги, удалось осуществить присоединение Горной стороны. Это стало возможным, с одной стороны, вследствие мощного военно-политического давления на горных людей, с другой стороны, благодаря применению более мягких методов подчинения (одаривание знати и даже простых воинов, предоставление 3-годичного налогового иммунитета, дипломатический трюк, связанный с использованием антикрымских и прошигалеевских настроений горных людей); определенную роль здесь сыграли и тесные связи населения Горной стороны с Русью накануне присоединения. Фактически это было насильственное присоединение, но без сопротивления и при определенном содействии захватчикам со стороны местного населения.

(продолжение)