А.Г.Иванов
В последнее время тема марийского язычества является предметом повышенного внимания не только специалистов-исследователей, но и публицистов, политологов, литераторов, средств массовой информации. Для современного интереса к этой теме характерна убеждённость многих авторов в том, что марийцы в большинстве своем (главным образом луговые и восточные) длительное время придерживались и продолжают оставаться сейчас в известной мере одними из стойких и последовательных приверженцев языческих верований в обширном полиэтничном и многоконфессиональном регионе Среднего Поволжья и Приуралья.
В дореволюционной историографии некоторые аспекты языческих верований и обрядов различных этнографических групп марийцев с той или иной степенью полноты затрагивались в трудах С.А.Нурминского, И.Н.Смирнова, П.М.Ерусланова, С.К.Кузнецова, Г.Я.Яковлева, Н.В.Никольского, К.С.Рябинского и других авторов(1). Несомненный интерес представляют важные наблюдения и оценки по данной теме, сделанные в советское время В.М.Васильевым, К.И.Козловой, Д.М.Макаровым, А.Ф.Ярыгиным, Н.С.Поповым, О.В.Даниловым и другими исследователями(2).
По нашим наблюдениям, в многовековой истории марийского язычества особое место занимает период XVIII - первой половины XIX в. В это время марийская языческая религия, как составная часть национальной культуры, регламентировавшая важнейшие стороны народной жизни и быта и игравшая исключительную роль в социально-этнической консолидации марийской общности, подверглась массированному натиску со стороны государственного православного христианства, вызвавшему в свою очередь стихийное массовое и упорное движение народного «сопротивления» против насильственного насаждения церковью и государством новой православной веры; за сохранение своих языческих верований и «возврат к старой вере» прародителей новокрещёных марийцев(3).
Движение неповиновения, охватившее основную массу некрещёных и новокрещёных марийцев, явилось главнейшей причиной того, что в этот период марийское язычество в целом сохранило свои позиции в народной жизни. Вопреки широкому наступлению официального государственного православия с его угрозами наказаний и жестокого преследования «иноверцев» миссионерами, священниками и царскими чиновниками, православная вера почти не привилась в марийской языческой среде. Этому способствовали и такие факторы, как естественная природно-географическая лесная среда обитания с её обычными объектами языческого поклонения и обожествления растительного и животного мира, в особенности, «священного дерева», мольбищ-кереметей, священных рощ «кÿсото»; компактное этническое расселение марийцев со своим родным языком; единый натурально-патриархальный уклад хозяйственной жизни, связанный в первую очередь с земледельческим производством; принадлежность марийцев к сословной категории государственных крестьян с их ясачной ментальностью и осознанием лично свободного социального положения; определяющая роль сельской общины, регламентировавшей важнейшие стороны жизни и быта марийской деревни; народная семейная педагогика, базировавшаяся на извечных истинах добра и справедливости.
Традиционная языческая религия имела в это время важнейшее значение в поддержании этнического самосознания марийской общности, «не имевшей никакой общенародной организации, кроме как религиозной»(4).
Языческие моления всех типов (семейные, деревенские, общинные, патронимические, межобщинные и всеобщие «тÿня кумалтыш», собиравшие по несколько тысяч человек, как, например, в 1827 г. у д. Варангуши Царевококшайского уезда Казанской губернии; в 1829 г. у д. Кюпрян Сола Уржумского уезда Вятской губернии, играли, несомненно, важную консолидирующую роль для марийской общности.
В данной статье сделана попытка детально рассмотреть события, связанные с первым документально зафиксированным всемарийским молением 1827 года, состоявшимся у деревни Варангуши Царевококшайского уезда Казанской губернии, о котором до сих пор в историко-этнографической литературе встречаются лишь краткие упоминания(5).
Источниковой базой этой статьи явились извлеченные нами различные виды письменных источников (законодательные акты - указы, «высочайшие повеления» и т.п.; обширная делопроизводственная документация местных, центральных и высших органов светской и духовной властей, государственных и церковных учреждений, а также должностных лиц - доношения, рапорты, прошения, отношения, сообщения, справки, объяснения, указы, протоколы заседаний, циркуляры, резолюции, определения, показания, решения и другие судебно-следственные материалы как в подлинниках, так и в копиях и «отпусках» - черновиках), компактно расположенных в составе одного архивного дела под общим названием «Дело по доношению Царевококшайской округи села Морков священника Якова Смирнова о том, что в приходе онаго села Морков было сходбище из черемис крещеных и некрещеных разных губерний до 5 тысяч человек для идолослужения» в фонде Царевококшайского духовного правления Госархива Республики Марий Эл(6).
Согласно описи, составленном повытчиком М.Миловским, в вышеназванном деле числилось 104 документа. Однако два документа из этого дела были изъяты: 7 августа 1829 г. рапорт протоиерея Андрея Альбинского и «Слово, читанное Альбинским черемисам увещевательное с переводом» безвозвратно были представлены казанскому архиепископу Филарету(7). Заметим, что данное архивное дело (д. 199), судя по содержанию находящихся в них документов, ранее (до передачи из Казани в Йошкар-Олу в фонд Царевококшайского духовного правления), видимо, находилось в коллекции документальных материалов Казанской духовной консистории. И ещё, при написании данной статьи нами привлечены сведения нескольких клировых ведомостей, позволяющие в известной мере дополнить содержание рассматриваемого дела(8).
Первое упоминание о состоявшемся всемарийском языческом молении 1827 г. в рассматриваемом деле содержится в доношении, представленном приходским священником с. Морки Я.А.Смирновым казанскому архиепископу Ионе. Ввиду ценности информации, содержащейся в этом документе, считаем необходимым представить весь полный текст ниже помещенного доношения:
1 декабря 1827 года
Святейшего Правительствующего Синода члену,
высокопреосвященнейшему Ионе,
архиепископу Казанскому и Симбирскому
и разных орденов кавалеру
Царевококшайской округи села Морков
священника Якова Смирнова
Святейшего Правительствующего Синода члену,
высокопреосвященнейшему Ионе,
архиепископу Казанскому и Симбирскому
и разных орденов кавалеру
Царевококшайской округи села Морков
священника Якова Смирнова
покорнейшее доношение
Сего ноября месяца 19-го на 20 число собралось противозаконное сходбище крещеных и некрещеных черемис неизвестных мне из разных губерний до пяти тысяч человек в окольности двух деревень, называемых Варангуши Уразлинской волости для приношения жертвы неизвестно какой принадлежащей секте.
Оными людьми принесено было молебствие в отведенной ими роще при виде моем и хотя я некоторым из прихожан своих и запрещал оное делать противозаконное жертвоприношение, но они не слушали моих увещаний.
А потому я по долгу своей обязанности сим покорнейше вашему высокопреосвященству донести честь имею для учинения о противозаконном сходбище и чрез кого следует всенижайше прошу изследовать.
К сему доношению села Морков
священник Яков Смирнов руку приложил»(9).
священник Яков Смирнов руку приложил»(9).
Как видно из содержания вышеприведенного источника, всемарийское моление состоялось 20 ноября 1827 г. в воскресный день (по старому стилю)(10), а необходимые приготовления по его непосредственному проведению начались еще в субботу, 19 ноября того же года. На языческом молении принимали участие крещёные и некрещёные марийцы из нескольких губерний, в том числе прихожане с.Морки Царевококшайского уезда Казанской губернии. Общая численность марийских крестьян-участников моления определена очевидцем «до пяти тысяч человек», что потребовало, видимо, приложения больших организаторских усилий и забот. Языческое моление состоялось в священной роще в окольности двух деревень, называемых Варангуши Уразлинской волости Царевококшайского уезда. Попытка приходского священника по пресечению и запрещению моления оказались тщетными и «по долгу своей обязанности» тот представил доношение о противозаконном «сходбище» и молении язычников (приравненном им даже к сектантам) в Казанскую духовную консисторию, правда, с явным запозданием и даже не поставив в известность в первую очередь Царевококшайское духовное правление, в чьём непосредственном ведении находился этот церковный приход.
Очевидно, что сроки и время проведения этого крупного по масштабам языческого моления с воздаяниями и просьбами к марийским божествам вполне объяснимы и были связаны с завершением марийскими крестьянами основных сельскохозяйственных работ. Другое дело, возникает вопрос, почему именно в этой местности была проведена столь внушительная демонстрация духовной силы марийского языческого мира? В известной мере на этот вопрос могут дать ответ данные клировой ведомости с. Морки Царевококшайского уезда Казанской губернии за 1827 год о составе его прихожан (см. табл. 1):(11)
Из данных табл. 1 видно, что основная масса некрещёных марийцев моркинского прихода была сконцентрирована в д. Варангуши. Из числа 801 некрещёного марийца этого прихода (а это равнялось 14,9% к общей массе марийских прихожан) 413 человек проживали в вышеназванной деревне, что составляло 51,6% от общего числа некрещёных марийцев. Становится вполне понятным, почему организаторы моления - марийские языческие жрецы остановили свой выбор на данной местности и именно вблизи этой деревни состоялось всемарийское моление.
Сведения о составе прихожан с. Морки за 1827 год (Таблица 1)
Нельзя не отметить, что в доношении священника Я.Смирнова названы «две деревни Варангуши». Действительно, судя по клировым ведомостям 1827 г. в приходе с. Потониха Ивановское Предтеченское тож упоминается «починок Варангуш» с 2 марийскими крестьянскими дворами (10 муж., 8 жен.), расположенный в 20 верстах от своей приходской церкви(12). По всей видимости, починок Варангуш, располагавшийся вблизи одноименной деревни, являлся патронимическим поселением, основанным выходцами из деревни Варангуши.
Сведения, приведенные приходским священником Я.Смирновым в значительной мере дополняются ценными материалами другого очевидца о состоявшемся марийском молении 1827 г. - царевококшайского исправника Микулина. В записанном им по свежим впечатлениям изложении от 28 ноября 1827 г. и представленном на следующий день протоиерею Царевококшайской соборной Воскресенской церкви И.Билярскому в письме, в частности, отмечалось: «На требование ваше о доставлении к вам подробных сведений нащёт скопища жертвоприносителей в противность христианской религии сим уведомить вас честь имею.
В вверенном мне уезде Уразинское волостное правление рапортом от 20-го числа сего месяца за № 328 донесло, что близ подведомственной оному правлению деревни Варангуш собрались из губернии Казанской, Вятской и даже Костромской разных уездов крещёные и некрещёные черемиса и вотяки для принесения какой-то жертвы, противной христианской религии.
Получив донесение сие, я тотчас собрал понятых разных деревень и взял с собою уразлинского волостного голову, писаря и Уральского войска казака Никиту Худякова. Отправился в то место, где находились жертвоприносители. По приезде туда с вышеупомянутыми людьми, действительно нашёл в роще, отстоящей от деревни Варангуш с версту, черемис, до четырех тысяч человек, упражняющихся в богопротивном жертвоприношении, которое в том состояло: что они на зделанных ими столах наклали множества печеного хлеба, ...к оному заставили восковые свечи, - стояли и приговаривали что-то по-черемисски. А прочил, подходя к сим столам, клали поставленныя на оных кадочки, деньги. Сверх сего видел я тут разного скота, приведенного ими для принесения в жертву до четырехсот голов, множество кадок, бочек, наполненных пивом и деланым мёдом»(13).
Как видно, сведения, приведенные царевококшайским исправником Микулиным подтверждают слова приходского священника Я.Смирнова о том, что всемарийское языческое моление состоялось 20 ноября 1827 г., уточняют месторасположение «священной рощи», отстоявшей «от деревни Варангуши с версту», определяют численность участвовавших в этом молении марийцев до 4 тысяч человек, представленных жителями разных марийских деревень трех губерний - Казанской, Вятской и Костромской. Оказавшиеся волею обстоятельств в эпицентре многотысячной массы марийцев, исправник, в целом составил полную картину происходящего на его глазах языческого моления, проводимом на родном марийском языке и необходимых с таком случае священных жертвенных животных, ритуальных хлебных продуктов и напитков. Утверждение исправника о присутствии на этом молении вотяков (удмуртов) представляется ошибочным, что, видимо, объясняется недостаточностью и искаженностью информации, полученной им из Уразлинского волостного правления. По крайней мере, материалы возбужденного судебно-следственного дела по рассматриваемому языческому молению, выявили приверженцев языческих верований лишь из числа марийцев.
В рапорте, отправленном 1 декабря 1827 г. царевококшайским протоиереем И.Билярским казанскому архиепископу Ионе, в дополнение к вышесказанному со слов исправника, уточнялось, что д. Варангуши находятся в 120 верстах от Царевококшайска и что «для жертвоприношения по языческому обыкновению» молившиеся своим божеством марийцы привели в обширную священную рощу много разного скота, как-то: лошадей, быков, коров и овец, а также и птиц»(14).
Спрашивается, а кто же были участниками этого всемарийского языческого моления? Определение поименного состава участников и тем более, организаторов моления 1827 г. представляется возможным лишь в результате сопоставления различных материалов.
По словам приходского священника Я.Смирнова, в языческом молении 20 ноября 1827 г. принимали участие крещёные и некрещёные марийцы различных селений церковного прихода с. Морки Царевококшайского уезда Казанской губернии. Более детальные сведения содержатся в сообщении, составленном царевококшайским исправником Микулиным, специально собиравшим интересовавшие его данные в период его нахождения в различных селениях Царевококшайского уезда между 20 - 27 ноября 1827 г. По его словам, прибыв в священную рощу для разгона «сходбища» марийцев, он потребовал от участников ответить с чьего позволения они сделали «такое сходбище» Далее исправник отмечал: «Когда же начал делать им мои увещания на счет их заблуждения, то из их числа оных, первой, Вятской губернии Уржумского уездк села Торъял из черемис крещёной Григорей Иванов, подходя ко мне, не отвечая на мои вопросы, спрашивал: «Что я за человек и зачем приехал мешать их богослужению? К коему присоединились с теми же вопросами здешняго (Царевококшайского - А.И.) уезда деревни Оштурмы Уртем крещёный черемис Сергей Иванов, Петр Петров, Осип Михайлов, Ефим Ильин, Тимофей Филлипов, [деревни] Унжи - Иван Григорьев и [деревни ] Ислети - некрещеной Мичаш Арыспаев. А к сим присоединились и ещё множество черемис зденшняго и других губерниий и уездов, о коих по множеству народа, не смог подлинно осведомитсья»(15). Судя по всему, из числа всех участников моления, исправнику в первую очередь запомнились эти восемь марийцев, которые своим активным противодействием вызвали его негодование и бессилие. Можно предположить, что вышеназванные марийские крестьяне имели непосредственное отношение к организации и проведению языческого моления 1827 г.
В списке, составленном Царевококшайским земским судом и отправленном им 16 июля 1828 г. в Казанскую духовную консисторию об участниках марийского языческого моления "в роще при деревни Варангуши", даны ещё более обширные сведения. В нем названы 132 человека из 5 марийских селений Царевококшайского уезда Казанской губернии, а именно:(16).
деревни Ошторма Уртем - Сергей Иванов, Пётр Петров, Осип Михайлов, Ефим Ильин, Петр Григорьев, Осип Иванов, Логин Яковлев, Филипп Фёдоров;
деревни Шор Унжа - Игнатий Максимов, Тимофей Григорьев, Афанасий Дмитриев, Михайла Пайдышин, Никофор Макаров, Иван Филиппов, Степан Павлов, Николай Дмитриев, Тимофей Петров, Семён Фёдоров, Данила Васильев, Ерёма Максимов, Игнатий Мукаев, Степан Степанов, Никита Никифоров, Василий Николаев, Филипп Степанов, Борис Максимов, Герасим Дмитриев, Ефим Николаев, Анисим Филиппов, Павел Дмитриев, Игнатий Михайлов, Тимофей Иванов, Захар Степанов, Яков Данилов, Ефим Ефимов, Алексей Герасимов, Антон Николаев, Григорей Семёнов, Михаила Алексеев, Микифор Иванов, Захар Осипов, Никита Макаров, Павел Григорьев, Василий Никифоров, Михайла Игнатьев, Николай Михайлов, Антон Михайлов;
деревни Тушак Шиньша - Григорий Андреев, Фёдор Никифоров, Степан Тимофеев, Андрей Степанов, Козьма Сидоров, Герасим Семёнов, Исай Никифоров, Сергей Семёнов, Денис Анисимов, Филипп Иванов, Анисим Григорьев, Михайла Иванов, Антон Григорьев, Максим Иванов, Матвей Афанасьев, Василий Алексеев, Михайла Ефимов, Филипп Тимофеев, Семён Васильев, Алексей Тимофеев, Тимофей Васильев, Семен Иванов, Ефим Тимофеев, Филипп Степанов, Герасим Игнатьев, Ефим Михайлов, Захар Никитин, Павел Фёдоров, Кирилл Андреев, Ерёма Афанасьев, Степан Иванов, Яков Иванов, Герасим Иванов, Иван Никифоров, Роман Фёдоров, Григорий Николаев, Никита Иванов, Василий Васильев, Василий Никифоров;
деревни Оштурма Уртем - Савин Николаев, Андрей Фёдоров, Филипп Фёдоров, Яков Филиппов, Николай Михайлов, Филипп Фёдоров, Алексей Семёнов, Исай Фёдоров, Андрей Фёдоров, Иван Афанасьев, Фёдор Васильев, Макар Васильев, Иван Герасимов, Иван Григорьев, Михаила Васильев, Тимофей Ильин, Тимофей Иванов, Василий Герасимов, Григорий Васильев, Иван Иванов, Иван Ефимов, Иван Никифоров, Алексей Афанасьев, Данила Никифоров, Никита Иванов, Степан Иванов, Артемий Герасимов, Спиридон Иванов, Ефим Андреев, Захар Михайлов, Степан Фёдоров, Иван Афанасьев, Савелий Самойлов, Матвей Фёдоров, Андрей Филиппов, Петр Михайлов, Ефим Кириллов, Никифор Андреев, Семён Тимофеев;
деревни Ислеть - Сергей Андреев, Михайла Андреев, Павел Алексеев, Пётр Алексеев, Егор Павлов.
Разумеется, вышеперечисленный список далеко не исчерпывающий, так как в нём не названы ещё многие участники марийского моления из различных селений, волостей, уездов и губерний. В известной мере неполнота сведений о конкретных участках моления 1827 г. объясняется также упорным противодействием марийских крестьян светским и духовным властям подавать какие-либо сведения об этом выдающемся событии в народной жизни. В этой связи весьма красноречивым представляется высказывание христианского миссионера, протоиерея Андрея Альбинского от 2 марта 1828 г. о том, что во время его пребывания в селе Морках «на спрос его о бытии их прихожан прошлого 1827-го года в ноябре месяце на собрании идолопоклонническом Царевококшайского уезда при деревни Варангуши, никто из наличных о себе не объявлял и ни о ком другом ему не сказали, хотя и признались о именах своих богов, праздниках и качестве жертв, кои по их признанию состоят в заклании разных животных, в приношении разных хлебных и напиточных жертв, от коих всегда часть кладется в огонь, а остальное то съедается на месте, то разносится по домам»(17). Крещёные и некрещёные марийцы не только моркинского прихода, но и других приходов тщательно скрывали сведения о своем участии в молении 1827 г. и отказывались давать доносы друг на друга.
Лишь крайние обстоятельства и безысходность ситуации (длительное тюремное содержание, телесные наказания, невозможность опровержения свидетельских показаний на очных ставках на суде и т.п.) вынуждали подозреваемых марийцев давать властям показания о своем участии на языческим молении 1827 г., как например, приверженцев языческих верований Петра Петрова, Осипа Михайлова, Ивана Григорьева, Мичака Арыспаева, Логина Яковлева, Осипа Петрова, Петра Григорьева из Царевококшайского уезда и Григория Иванова из Уржумского уезда «в бытии на богомолении»(18).
Особо следует сказать об организаторах проведения этого языческого моления - марийских языческих жрецах. По свидетельству миссионера А.Альбинского, внешне распознать и отличить их от остальных марийских крестьян никак невозможно: «живя между самими черемисами, ничем от них не отличаются». К тому же, по его словам, марийские жрецы - «так называемые мужеды или ворожцы», все свои богослужебные дела от властей делали «скрытно». Тем не менее, на основе «слухов» и словесного доноса моркинских священников, протоиерею А.Альбинскому удалось выявить марийских жрецов - участников моления 1827 г., оказавшимися жителями из д. Малые Морки Максима Павлова Микибая и околодка Нуръял Никиту Яковлева Пектубая. Однако даже при содействии Царевококшайского земского суда церковным властям не удалось доказать их участие «в совращении легковерных черемис к многобожию и к идолопоклонническим суевериям». Привлеченные в качестве свидетелей 75 марийских крестьян единогласно на допросах 29 и 30 августа 1828 г. в земском суде утаили подлинные сведения о вышеназванных своих жрецах и их роли в молении 1827 г.(19)
Можно считать доказанным, что важная роль в организации и проведении всемарийского моления 1827 г. принадлежала и нескольким марийским языческим жрецам из Уржумского уезда Вятской губернии. Судя по материалам судебно-следственных дел, помещенным в сообщении от 23 сентября 1829 г. из казанской палаты уголовного суда в Казанскую духовную консисторию «из черемис крещёной Григорий Иванов (из д. Торъял, 42 лет - А.И.) показал, что при молении и был, но служителем или жрецом не был, а был таковым жрецом Уржумского уезда деревни Кузнецовой крещёный из черемис Алексей Никитин и с ним товарищ деревни Токтай Беляк Кузнецово тож крещёный Иван Андреев». В указе Синода, направленном 11 августа 1828 г. в Казанскую духовную консисторию, вышеупомянутый Алексей Никитин назван главным организатором моления 1827 г. и что именно он был «главным жрецом» при помянутом «сборище»(20).
По всей видимости, марийские жрецы Алексей Никитин, Иван Андреев и Григорей Иванов пользовались заслуженным авторитетом и доверием среди приверженцев языческих верований, имели богатый жизненный опыт, хорошо знали нужды и чаяния марийских крестьян, их приверженность к языческому и общинным устоям, обрядам и верованиям своих предков. Эти люди, отличавшиеся непреклонностью и неустрашимостью, не испугались грозного окрика исправника и прибывшей с ним «свиты» численностбю более чем в 50 человек, не поддались уговорам православных священников и «порядочно» довели до конца свое языческое богослужение 20 ноября 1827 г., в ходе которого многие крещёные марийцы принародно отреклись от христианства и публично объявили о возврате к древним языческим обрядам. В дальнейшем, схваченные и брошенные в тюрьму, они, как и другие активные участники этого моления, были подвергнуты в ходе допросов особо жестоким истязаниям и наказаниям. По этой причине двое из них, Алексей Никитин и Иван Андреев, видимо, не выдержав пыток, «померли» в тюрьме в ходе проведения самого следствия. А третий, Григорий Иванов, после наказания плетьми в 45 ударов, был навечно сослан «в Сибирь на поселение»(21).
Продолжение статьи...